Хрестоматия к практикуму "Семь подсказок для тысячи сказок"

Сказки-подсказки (часть VII. Развязка)

|| Красавица и чудовище  || Юрий Никитин. Святой Грааль (глава 21, последняя) || ||  || ||

Святой Грааль (глава 21)

Юрий Никитин, "Трое вышли из леса"

Не оборачиваясь, продолжая писать, человек спросил неторопливо:

-- Что задержало тебя, Вещий?

-- Мелочи, -- ответил Олег. Он морщился, пальцы правой руки щупали локоть левой, где вздувался огромный кровоподтек.-- А что, ждал долго, Слымак?

-- Ничего, -- ответил человек.-- Все равно заканчивал кое-какие дела.

Он отложил перо, медленно повернулся. Томаса пробрало смертельным холодом, на него дохнуло могилой. Слымак был с белыми волосами, седой бородкой, но излучал такую мощь, которой Томас ни в себе, ни в ком другом никогда не чуял. Запавшие глаза смотрели пронизывающе. Томас ощутил, что злой мудрец сразу понял его всего, оценил мысли и желания, взвесил честь и рыцарскую гордость, просмотрел воспоминание о берегах Дона и прекрасной Крижине. Слымак не выглядел силачом, но Томас уже не сомневался: шелохнет бровью -- каменная стена разлетится вдребезги.

-- Затея с похищением чаши, -- сказал Олег медленно, -- твоя?

Он говорил напряженно, следил за каждым движением главы Семи Тайных. Слымак же непринужденно откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу, улыбался расслабленно, непринужденно, по-хозяйски.

-- Вещий, -- проговорил он, смакуя это слово, -- а не разгадал... Не разгадал?

-- Не разгадал, -- ответил Олег честно.

-- Теперь можно сказать, -- произнес Слымак небрежно. Томас поймал себя на тревожной мысли, что они с каликой как мыши в коробке с огромным котом. -- Конечно же, чаша для нас, людей практичных, ничего не значит. Она мало значит даже для Британии, хотя для нее кое-что могла сделать...

-- А для кого важно?

Слымак покровительственно улыбнулся, потеребил бороду:

-- Для новой страны, нового народа... который мог возникнуть через сотни лет!

Олег сказал глухим голосом:

-- Ваши расчеты идут так далеко?

-- Твоя школа, Вещий. Ты сам заложил основы ведарства, нынешней точной науки. По нашим расчетам, эту чашу перевезут через океан, там лежит огромный материк... Словом, образуется новый народ, который обещает стать чересчур независимым... гм... в силу ряда обстоятельств возникновения. Этот народ может обрести неслыханную мощь! Сам понимаешь, нам не нужны противники, нужны работники.

-- А чаша обязательно попадет на новый материк? -- спросил Олег.

Слымак кивнул на застывшего Томаса, тот не двигался, обеими руками прижимал к груди чашу:

-- Его потомки!.. Яблоко от яблони падает недалеко. Авантюристы, разбойники, поэты, наемники, мечтатели, пророки... Хлынут на новую землю, создадут государство нового... гм... сорта. Все известные ныне -- курятники, скотные дворы с ним в сравнении. Сам понимаешь, не допустим. Нет народа или царства, чтобы нам не повиновалось.

Олег сказал негромко:

-- Разве не слышал, как погиб Фагим? Он был главой Семи Тайных.

На бледных щеках Слымака выступили красные пятна. Он откинулся на спинку кресла, мелко засмеялся:

-- Да, тебе удалось объединить славян. Правда, только восточных. Но даже эту твою победу мы обернули в поражение! Уже сын Рюрика, которого ты привел в Новгород, пытался взять от хазар иудейскую веру, жена его приняла христианство по римско-католическому обряду, внук Рюрика -- неистовый Святослав, -- придерживался истинно русской веры лишь из-за равнодушия к вере вообще. А уже его сын, правнук Рюрика... ха-ха... сменил свое русское имя Владимир на греческое Василий, с его помощью мы накинули стальную сеть на дикого зверя по имени Русь!

Олег почернел, словно опаленный невидимым огнем. Зубы люто скрипнули в жестокой тишине, он опустил взор.

-- А сам Владимир, -- продолжал Слымак со злым смехом, -- крестивший твою Русь, был лишь наполовину русичем, о чем ты боишься даже вспомнить!.. По матери он... ха-ха!.. кто? Малуша, его мать, дочь Гульчи -- ныне члена Семи Тайных! Ты хорошо знаешь, кто был отцом Малуши. Знаешь, не уводи взгляд!.. И знаешь, почему Малуше легко было оплести чарами неистового Святослава, последнего русского князя, а также знаешь, почему его сын Владимир, считавшийся презренным сыном рабыни, убил родных братьев... по отцу родных, чистокровных русичей! И почему стал великим князем всей Руси, добился руки дочери римского императора, силой окрестил дикую Русь!

Олег сгибался, словно под лавиной падающих камней. Он уже был смертельно бледен, вместо глаз -- черные ямы, дышал хрипло, внезапно постаревший, смертельно усталый.

-- Даже имени твоего народа почти не осталось, -- бросил Слымак люто.-- В самых дальних селах, куда еще не дотянулась наша власть, остались русичи, а везде -- русские рабы, русские смерды, русские невольники... Потом просто будут называться русскими. Ты, волхв, хорошо знаешь разницу между существительным и прилагательным!.. Я как-то встретил Сардана, тот как раз внедрился к киевлянам, спрашиваю: ты кто теперь по племени? Он отвечает: русский. Я засмеялся и говорю: а я греческий... ха-ха!.. Согласись, юмор высшего класса!

Каждое слово пригибало Олега, как падающие на плечи тяжелые глыбы. Томас, страдая за друга, с ужасом понял, что злой маг говорит правду: калика остался последним русичем. Остальные в его Отчизне -- всего лишь русские.

-- Где ваши Ратмиры, Всегневы, Веденеи, Вышеславы? -- добавил Слымак. Он наклонился в кресле, жадно всматриваясь в перекошенное болью лицо волхва.-- Княгиня Ольга приняла имя Елены, что для тебя особенно обидно... ха-ха!.. Половину мужских имен мы заменили иудейскими -- Иван, а другие смесью из греческого, халдейского и прочего сброда. Почище трюк, чем у обров, что запрягали ваших женщин в телеги! Нынешние русичи... нет, русичи не покорились бы... русские возят нас на своей спине да еще и хвалу поют!

Олег помотал головой, словно борясь с потерей сознания, спросил мертвым голосом:

-- Почему собрались здесь?

Лицо Слымака перекосилось, в глазах блеснула злоба. Пятна на щеках стали ярче.

-- Думаешь, тебя встречаем? Пытаемся захватить? Много чести! Я не повторю ошибки Фагима. Я знаю о тебе все! Я сильнее. Да и ты это знаешь.

-- Слымак, -- прошептал Олег, словно зажатый между тяжелыми глыбами, -- ты не зверь, как Сардан или Исфаган!.. Они бесчеловечные фанатики. Я догадываюсь, почему ты не вмешался... Слымак, ты гений, я знаю. Но неужели не видишь, что так нельзя?

-- Вещий, я не верю своим ушам! Разве не ты в прадавние времена основал Общество Магов и поставил во главе Совет из семи самых могучих? Чтобы руководить всеми племенами на свете, направлять, исправлять, вести к добру, подавлять зло? Ты вел несколько тысячелетий! Потом якобы отыскал другой путь, а магию потребовал запретить, уничтожить. В анналах записано, что ты в одиночку выступил против всего Совета...

Томас ошарашенно переводил взгляд со злого мага на своего лучшего друга.

-- Но ты победил, -- продолжал Слымак.-- Новый Совет избрал твой путь. Приняли твое ведарство, а магию начали гасить, запретили. Человечество пошло по пути углубления знаний...

-- Я не хотел костров, на которых сжигают ведьм! -- прервал Олег с болью.-- Перегнули не только с кострами по всей Европе, но и с самим ведарством. Из всего ведарства, что означает "ведать", "знать", "понимать", вы взяли лишь точный анализ, на нем построили всю работу Семи Тайных. Я понимаю: чтобы выровнять -- надо перегнуть в другую сторону, ведь раньше был непомерный разгул магии... но это путь мышления простого народа! Мы должны понимать, что человеку мало одной науки! Магию вытерли из его жизни -- ладно, хотя и здесь чересчур поспешили. Но вы почти не допускаете к человеку и культуру! А это непростительно.

Голос верховного мага посуровел, глаза зло сверкнули из-под нависших бровей:

-- В культуре -- остатки древних верований, магии, суеверия, просто невежества! На вершину с таким грузом не забраться.

-- Нас сейчас слышат остальные Тайные? -- спросил Олег внезапно.

Глаза Слымака сузились, ответил холодно:

-- Даже гроссмейстеры и простые мастера. Во всех частях света. Но тебе не поможет. Кто на твоей стороне -- сочувствуют молча, кто против -- собрались здесь, чтобы остановить тебя. Культура -- вещь вялая, нерешительная, а цивилизация -- напор, уверенность, цепкая хватка!

-- Еще не вечер, -- бросил Олег.

-- Что? -- переспросил Слымак. Губы растянулись в насмешливой улыбке.-- Культура станет такой же цепкой?

Олег зябко передернул плечами, будто попал под холодный дождь:

-- Упаси боги культуру у власти! Или хотя бы -- с кулаками... Но оставим это, тут не договоримся. Я понял, что если не ради меня все это, то здесь заговор против Киева?

Слымак с удовольствием засмеялся:

-- Наши люди уже взяли власть. Скоро выйдут в открытую. Киевляне уже рабы, хотя об этом еще не знают. Но узнают скоро.

Олег стиснул зубы: в голове пульсировала боль, перед глазами трещало багровое пламя, охватившее город, бежали люди с поднятыми топорами, с которых капала кровь, летели стрелы, копья, мчались обезумевшие кони с опустевшими седлами...

-- Через тринадцать лет, -- прошептал он убито.

Слымак подпрыгнул в кресле, крепче вцепился в подлокотники. Глаза его расширились:

-- Вычислил?.. Хотя нет, полагаешься на интуицию, что зовешь предвещанием. Да, тринадцать -- наше тайное число. Через тринадцать лет решено взять власть в Киеве и по всей Руси. В открытую. Низвергнуть не только языческие святыни, что кое-где сохранились в селах, но и дурацкие христианские. Везде, где победим, поставим свой символ -- пятиконечную звезду! Поставим, Вещий... По всему Киеву затаились в ожидании своего голоса наши зубы и когти, а здесь, в надежном месте, недремлющий мозг!

Олег поник, потрескавшиеся губы шевелились, он сказал с мольбой:

-- Опять кровь?.. Но ведь киевляне возьмутся за топоры! Когда русичи прижаты к стене,... да только ли русичи!.. у людей всегда остается этот последний довод!.. Опять лютое смертоубийство, ручьи выйдут из берегов от крови...

Слымак спросил с жадным интересом:

-- Ты это видишь?.. Жаль, наши расчеты, при всей точности, не дают зримых картин!

Олег покачал головой:

-- Половина Киева сгорит, много люда поляжет... Но не ликуй, Слымак. В тот день будут истреблены все ваши люди. До единого. Слымак отшатнулся, будто получил удар в лицо.

-- Когда случится, говоришь?

-- В 9882 году по русскому летоисчислению, 6621-м по иудейскому, 451-м по сарацинскому, если же взять от рождения христианского бога, то в 1113 году... С чего так полюбили чертову дюжину? После той кровавой бойни уже никогда открыто не посмеете, Слымак. Тайно -- да, но никогда -- открыто.

Слымак сузил глаза, как перед прыжком:

-- Не ты ли поведешь на резню?

-- Ты знаешь, я против убийств. К тому же без головы... что смогут... выбитые зубы и вырванные когти?

Слымак прошипел очень тихо:

-- Без головы?

Страшно полыхнуло, ослепив Томаса, голубое пламя. Олега отшвырнуло к стене, его охватил трепещущий странно шелестящий, как крылья бабочки, огонь. Томас с поднятым мечом ринулся на злого колдуна, с размаха ударился о невидимую стену, в страхе ощутил себя отгороженным от схватки словно бы чистейшим стеклом.

Калика оттолкнулся от стены, слепящий белый свет охватил Слымака. Маг встал из кресла, оказавшись выше Олега, вскинул над головой длинные сухие руки. Огонь его не касался, как и Олега, облегал как одежда, но Олег стискивал зубы, на лбу вздулись толстые синие вены, на шее напряглись жилы, будто калика держал на плечах горный хребет.

Голубой огонь вокруг Олега вспыхнул ярче. Слымак шагнул к противнику, словно продавливался сквозь массу невидимого клея. Голубое и белое пламя соприкоснулось, лицо Слымака напряглось, как и лицо калики, оба дышали тяжело.

Томас все еще до боли в пальцах стискивал рукоять меча. Дважды попробовал проломиться сквозь невидимую стену, рубил, но тяжелый двуручный меч отшвыривало, едва не выворачивая руки. Слымак сделал еще шаг, страшно зашипело, посыпались белые искры. Оба противника, маг и волхв, сцепили зубы и сжали кулаки, по страшным лицам бежали мутные струйки пота.

Слымак набрал в грудь воздуха, напрягся. Томас в страхе ощутил, что настал решающий миг схватки. Голубой огонь вспыхнул ярче, принялся поглощать белое, чистое пламя. Олег скалил зубы в агонии, запрокинул голову, бессильно сползал по стене.

Томас, не помня себя от ярости, заорал боевой клич англов, обрушил изо всех сил страшный двуручный меч. Сверкающее лезвие, что рассекало всадника до седла, наткнулось на преграду, почти остановилось, затем, проломив невидимую стену, достало чужого мага концом лезвия между лопаток!

Раздался треск, голубое пламя разом исчезло. Потемнело, ибо белый огонь вокруг Олега едва тлел. Слымак медленно повернулся к Томасу, меч вывалился из жуткой раны, с лязгом упал на пол. Из широкой раны хлынула кровь. На лице Слымака появилась гримаса боли, смешанная с изумлением.

Олег с трудом поднялся, упираясь в стену. Грудь вздымалась часто, в горле хрипело. Глаза калики застилало болью. Слымак пошатнулся посреди комнаты, упал на колени. Из пересохших губ сорвалось слабое:

-- Как ты мог...

-- Без угрызений совести, -- отрезал Томас люто.

-- Благородный рыцарь... в спину...

-- Мне все равно, что обо мне подумает кабан!

Он подхватил пошатывающегося Олега:

-- Сэр калика, цел?

Из губ Олега бежали струйки крови, тут же застывали. Он покосился на умирающего мага, тот все еще удерживался на коленях в луже своей крови, сказал с укором:

-- Мог бы раньше... Ты мой единственный шанс!

Слымак желтел как покойник, лужа крови ширилась. Олег спросил:

-- Передать кому-нибудь... твою волю? Последние слова?

Губы верховного мага шевельнулись, шепнул едва слышно:

-- Вернись... Возглавь Совет Тайных Магов... свое детище...

Томас в страхе отпрыгнул от Олега, пощупал рукоять меча. Олег покачал головой:

-- Пока не придумана власть над властью... я ее вечный противник.

Слымак рухнул вниз лицом, расплескав по полу кровь. Томаса затошнило от страшной раны: разрубленные кости, кровь булькает, а этот еще пытается жить...

-- От таких ран умирают даже маги, -- сказал Олег негромко.-- Пойдем отсюда.

Словно повинуясь его жесту, а может и в самом деле повинуясь, противоположная стена треснула, раздвинулась. В маленькой комнатке, заваленной толстыми книгами, рулонами карт и чертежей, сидела за столом, положив голову на руки, маленькая женщина. Она испуганно вскинулась, Томас сразу узнал удивленно вскинутые брови, невинные глаза, нежные черты лица. Женщина, которая отобрала Святой Грааль!

Он инстинктивно прижал чашу к груди. Калика сказал мрачно:

-- Сэр Томас, позволь представить тебе... самого опасного моего противника! Гульчачак или Гульча... Имя не настоящее, но враг она настоящий!

Женщина медленно поднялась. Расширенные глаза неверяще обшаривали его неподвижное лицо:

-- Ты... ты убил их?

-- Защищаясь, -- ответил Олег коротко.

Она бросила мимолетный взгляд на Томаса. Тот подтянулся, отряхнул грязь с локтей и гордо выпрямился. Спросила Олега, все еще не отрывая от осунувшегося лица неверящего взгляда:

-- Убил всех?

-- Защищаясь, -- повторил Олег.

Она прижала к груди маленькие кулачки, тонко вскрикнула:

-- Но как ты... Он в самом деле был сильнее! Мы просчитали сотни раз! Ошибиться не могли!

Олег медленно двинул плечами:

-- Кто сказал, что ошиблись? Но у меня был крохотный шанс. Я им воспользовался.

Он обнял ее за плечи, повел к выходу: тот открылся внезапно, в конце тоннеля заблистал далекий солнечный свет. В голове Томаса смешались маги, богородица, бог-зверь, падающие стены и прекрасная женщина, которая, оказывается, самый опасный человек на белом свете. Он неуверенно потащился следом, прижимая к груди чашу, цепляясь за низкий свод рукоятью меча.

Солнечный свет больно ударил по глазам. Томас жмурился, жадно вдыхал прохладный воздух. Холодные воды могучей реки катились совсем близко. За спиной высились кручи, где зияют черные норы: от шмелиных, ласточкиных, до гигантских -- в одной из таких пещер сейчас дремлет их смок, пересчитывает во сне мешки с сочным мясом.

Женщина медленно повернулась к калике, ее лицо было покорно. Олег смотрел ей в глаза, она подняла руки -- нежные, обнаженные, -- однако он перехватил, отвел от своей шеи и внимательно осмотрел ладони. Неуловимым движением сорвал ноготь, тот упал на землю -- окровавленный, блистающий, как бритва, с острым краем. Странная женщина даже не поморщилась, смотрела в зеленые глаза калики. Все ногти, как с ужасом заметил Томас, остались на ее тонких красивых пальцах. На этой грешной земле оружием стали не только мечи -- в фальшивом ногте можно спрятать столько яду, что легион героев уйдет ко Всевышнему! Или в ад.

Олег медленно положил ее ладони себе на шею. Их взгляды не размыкались.

-- Еще трюки? -- спросил он тихо.

-- Нет, -- выдохнула она.-- Ты опять победил, проклятый...

-- Почему так зло?

-- Знаешь, негодяй, никому так страстно не желаю гибели, даже самой страшной, только бы освободиться от нелепой любви, что тащится за мной через века!

В глазах Олега была глубокая симпатия. Он прижал ее к груди, нежно гладил огромной ладонью по затылку, как обиженного ребенка.

-- Будут останавливать еще?

-- Ты сокрушил всех, -- ответила она тихо.-- Остальные в Совете не вмешиваются.

-- Больше нет трюков? -- спросил он.

-- Нет. Ты победил, проклятый...

Продолжая гладить, левой рукой пробежал кончиками пальцев по ее изящному поясу. На миг их глаза встретились. Усмешка волхва стала шире. Он вытащил тонкую как игла шпильку, переломил между пальцами. Обломки звякнули о пол, взвился и растаял ядовитый дымок.

А в правой руке Олега уже блеснул золотой гребень. Ее черные как воронье крыло волосы, блестящие, освобожденно рухнули на ровную спину водопадом черного злата. Олег небрежно уронил гребешок. Томас ахнул. Гребешок превратился в оранжевую как расплавленное золото ящерицу со вздыбленным гребнем от затылка до кончика хвоста. Красные глаза сверкали злобно как угольки. Оскалив пасть, ящерица метнулась к сапогу волхва, но тот с маху прижал другой ногой. Слабо хлопнуло, будто лопнул крупный рыбий пузырь. Из-под двойной подошвы выбрызнули мелкие паучки, шмыгнули под камни.

Олег засмеялся, вынул из розовых, созданных для поцелуев ушей женщины серьги, бросил на землю перед Томасом, отправил вслед брошь, браслеты, заколки, перстни, кольца, нежно снял с шеи ожерелье. Рыцарь, обливаясь мерзким потом от ужаса, прыгал как заяц, вбивал железными подошвами в каменистую землю порождение ада, растаптывал, размазывал, уничтожал.

Когда размозжил и ожерелье, что оказалось на самом деле брызжущим огнем и ядовитыми стрелами крохотным василиском, женщина спросила невинно:

-- Сэр рыцарь, этот святоша не сказал, что ваш прекрасный Константинополь падет под ударами его сыновей?.. И будет разрушен навек, как и вся Восточная Римская империя?

Олега передернуло:

-- Хочешь сделать больно?.. Увы, она не врет, сэр Томас. Родила богатыря, тот даст начало новому народу... Помню, нарек его Турком.

Женщина победно засмеялась, уютно устраиваясь в кольце могучих рук, умащиваясь на широкой груди. Олег с печалью во взоре кивнул на заходящее солнце:

-- Сэр Томас, утром в дорогу! Где наше не пропадало: доведу до Британии. Хочется взглянуть на славных предков будущего народа, в котором будет и кровь русичей, и священная ярость берсерков, мягкая чувствительность и расчетливость германцев, веселье франков, отвага ирландцев... Хочу взглянуть на тех, кому Святой Грааль будет светить особенно ярко!

Не размыкая объятий, он повел маленькую женщину к темному входу в пещеру. В какой-то миг женщина словно бы пыталась отстраниться, но могучая рука не оставляла узких плечиков, и она обмякла, прижалась, как гибкая лоза к могучему дубу.

Томас дергался, не зная, как деликатно выразить опасения, все-таки это не женщина, а целый арсенал, Олег и Гульча были уже на краю пещеры, и Томас заорал как при штурме башни Давида:

-- Сэр калика!.. Олег!.. Если прошлый раз... сарацины, то что в этот?.. Подумай о грядущем!.. А то победа в поражение...

Олег оглянулся. Рыцарь обеими ладонями прижимал к железной груди Святой Грааль. Глаза Томаса были как у испуганного оленя. Миниатюрная женщина замерла. Калика подумал, женщина, ощутив его колебание, прижалась всем телом, и он беспечно отмахнулся:

-- Грядущее?.. Авось, образуется.

Последнее, что видел Томас, ее рука, что оставалась свободной, незаметно для волхва скользнула к пышной гриве волос и, выдернув черный как ночь волос, отбросила. Оба исчезли в черном зеве пещеры.

Волос неуловимо быстро обратился в черную как грех змею. Та задвигалась, поползла к кустам. Томас прыгнул. Под сапогами чавкнуло, брызнула темная зловонная кровь. Он для верности потоптался, растирая о камни черное мясо, кости и даже кожу, брезгливо вытер подошвы. Сердце колотилось как у зайца.

Сел у входа, обнаженный меч грозно блестел у ног. Калика сейчас не отобьется и от комара. Мысли суматошно барахтались вокруг племени, что через столетия уничтожат Константинополь. Затем всплыло жгучее: каким будет народ, который даст он, благородный англ Томас Мальтон из Гисленда? Где, в какой неведомой стране создаст свое неслыханное государство?... Будут ли его потомки хоть малость походить на него, скромного странствующего рыцаря?

Ладно, дознается утром. Раньше вряд ли. Создание новых племен и народов наверняка отнимает время.